Мы не против чистоты сорта. Напротив, совершенно недопустимо, чтобы пшеница загрязнялась рожью, красноколоска белоколоской и т. д. Что это за агроном, который допустил загрязнение белоколосой пшеницы красноколосой, допустил её смешение? Да ведь такого агронома нужно убрать, и не только агронома, по даже бригадира. Само собой разумеется, что семена должны быть чисты на 100 %. Надо только подчеркнуть, что не это главное для агронома-семеновода.
Семеновод обязан следить за чистотой не только «тела», не только за примесью красных или белых колосьев, а и: за чистотой наследственной основы. А вот на чистоту наследственной основы семеноводы не обращали никакого внимания.
Гибридный сорт, который назван селекционером константным и действительно в ряде поколений не меняет своей рубашки, фактически неё время будет расщепляться. Это расщепление никогда не может закончиться, оно будет идти бесконечно. По мере размножения сорт будет расщепляться. Другое дело — темп расщепления. Чем старше будет поколение, тем кусты будут всё гомозиготнее, но до полной гомозиготности пшеница никогда не дойдёт. Это, по-моему, бесспорно.
Но нам могут сказать, какое нам дело до того, что форма никогда не дойдёт до полной гомозиготности? Ведь практически-то она гомозиготная?
На деле, практически, она гомозиготная лишь по том признакам, по которым её выделил селекционер, а по тем признакам, по которым её селекционер не выделял, она может оказаться не гомозиготной, а гетерозиготной.
Может быть, это не имеет практического значения? Пускай сорт расщепляется сколько ему угодно во всех дальнейших поколениях, всё равно рубашка держится. По графам бланка сорт остаётся таким же, как и был. А по другим показателям, невидимым для глаза, по невидимым даже для апробатора признакам, пусть расщепляется. Такой сорт апробаторы не будут браковать.
Но существенно ли это для практики? Вот тут-то мы подходим к сути дела.
Сколько лет живёт сорт самоопылителя в обычной практике? Живёт ли 40–50 лет? Мы уже установили, что мало известно примеров, чтобы сорт самоопылителя, занимая значительную площадь в практике, прожил больше 50 лет. Поэтому мы высказали мнение, что такой сорт в практике — редкое явление. Приведём теперь объяснение этого.
По нашему мнению, большинство сортов-самоопылителей в практике долго не живёт только потому, что сорта расщепляются. И сорт, отобранный селекционером из гибридного материала в 4 — 5-м и 6-м поколении, размноженный, испытанный и оказавшийся на 30–40 % урожайнее, чем остальные сорта в данном районе, через 10–15 лет оставляет только те признаки, которые нужны апробатору для заполнения бланков, а всю свою наследственную основу он сельпо изменил путём расщепления.
Но практика не интересует вопрос, меняется ли сорт или нет. Практик говорит семеноводу: «дай нам такие семена, которые повысили бы урожай, а если не можешь повысить урожай, то сделай так, чтобы данный сорт не ухудшился, и ни в коем случае не давай таких семян, которые понижают урожай».
Практика не интересует, расщепился сорт или нет. Практик знает одно неотложное требование — замену худших семян лучшими. А что семеновод даёт колхозам и совхозам? Семена пшеницы, очищенные от ржи и ячменя, краснозёрную пшеницу, очищенную от белозёрной, остистую от безостой. А то, что наследственная основа за эти годы изменилась, — этого семеновод и знать не знал. Наблюдение за наследственной основой семян данного сорта, который необходимо поддержать в практическом хозяйстве, — эта самая главная задача семеноводов упускалась из виду семеноводческими организациями.
Однако, может быть, сорт в практике всегда изменяется в лучшую сторону? Есть же ведь на свете естественный отбор. Всех выщепившихся уродов, маленьких, хрупких и т. д. естественный отбор устраняет. Ведь естественный отбор является не только ситом, на котором отсеиваются нежизнеспособные организмы. Естественный отбор в то же время является и созидателем, творцом. Он и создаёт и отсеивает. Не буду останавливаться на объяснении того, почему мы присоединяемся к той группе биологов, которая именно так расценивает дарвиновский естественный отбор.
Ведь очевидно, что сорт, попав, например, в Одесский район, переделается иначе, чем этот же самый сорт, попавший в Саратовский район, и т. п. Это всё, конечно, так. Один и тот же сорт, попав в Одесский и Саратовский районы, через несколько лет будет там и здесь разным. Однако ведь природа не задавалась целью работать на нас. Сорт изменяется не всегда в лучшую сторону, не всегда на пользу нам — это тоже ясно.
Кто это обязал природу в таких сложных вопросах, как создание новых форм, работать так, чтобы это нравилось данному конкретному обществу? Поэтому-то Иван Владимирович Мичурин бросил лозунг: «Не ждать милостей от природы; взять их от неё — наша задача». А мы оставляем сорта на произвол судьбы. Семеноводы, люди, которые должны быть хранителями наследственной основы сорта, сами того не зная, обедняют её. Иначе чем же объяснить, что 50–70 лет назад в причерноморской степи были широко распространены такие ценные экспортные пшеницы, как ульки, гирки, гарновки, потом из этих пшениц селекционеры индивидуальным отбором вывели ещё лучшие линейные сорта (например, одесская селекция — Гирка 0274, 0180, Мелянопус 0122), а теперь в черноморской степи днём с огнём не найдёшь ни одного гектара яровой пшеницы этих сортов. И не сеют её не потому, что не хотят, а потому, что пшеница стала «родиться» хуже, чем ячмень. Объясняется это прежде всего тем, что сельскохозяйственная наука не сумела стать на должную высоту в вопросах семеноводства. Наша сельскохозяйственная наука не сумела дать указаний практике, как же вести дело, чтобы не только не ухудшать выпущенные селекционерами сорта, но, наоборот, пытаться их улучшать. А надеяться на то, что всё в природе течёт, всё изменяется самотёком в нашу пользу, — не приходится. Нам надо самим направлять это движение в нужное русло.